1.
Тот мартовский день 1951 года летчики 303-й истребительной авиационной дивизии помнят хорошо – по эскадрильям разнеслась весть – в штаб соединения поступил необычный приказ. Он требовал срочно разобрать самолеты, уложить их по частям в ящики. На Дальнем Востоке, в Приморье еще вовсю пуржило, морозец был эдак градусов под тридцать, и работы с металлом комфорта не сулили. Но приказ есть приказ, и летчики, технари приступили к разборке самолетов. Слухи ходили разные. Одни говорили, что предстоит передислокация дивизии. Вторые, оппонируя, считали, что авиаторы перемещались до сих пор по воздуху, а не по суше, потому собранные МИГи, дескать, продадут.
Через месяц летчикам 17-го истребительного авиационного полка, среди которых был и старший лейтенант Николай Сутягин, объявили тревогу. До собравшихся в штабе довели: через день убываем в командировку в Китай. На сборы всего ничего. Кинул Николай в чемодан кое-какое тряпье, обнял свою Раису, работавшую техником-вооружейником в его звене, четырехлетнюю Галинку и – на железнодорожный вокзал. Советских летчиков встретил аэродром Мукден. Там новый приказ: собирать самолеты, облетывать их. В Мукдене всем стало ясно, что предстоят бои в Корее с американскими летчиками – война на полуострове к тому времени полыхала вовсю. СССР тогда формально не участвовал в ней, но активно помогал техникой и вооружением Северной Корее и выступившему на ее стороне Китаю. Чуть позднее в Москве было принято решение – до овладения китайскими и корейскими пилотами самолетами МиГ-15 задачи по прикрытию важнейших объектов Северной Кореи и КНР возложить на советских летчиков.
В Мукден доходили новости из приграничного с Кореей аэродрома Аньдун, что летчики дивизии Ивана Кожедуба, прибывшей туда из Подмосковья чуть раньше, уже сражаются с американцами. Вскоре и полки 303-й дивизии (ею на первых порах командовал генерал-майор Георгий Лобов, а когда он возглавил созданный в Китае авиационный корпус, – полковник Александр Куманичкин) убыли в Аньдун.
В боевые схватки Николай Сутягин вступил без раскачки. 14 июня первый боевой вылет, а 19 июня 51-го он открывает счет воздушным победам в «реактивной» войне. Причем его добычей становится широко разрекламированный американцами новейший истребитель F-86 «Сейбр», которых на первых порах наши пилоты побаивались.
По основным летно-тактическим данным советский истребитель МиГ-15 и американский F-86 «Сейбр» были равны, но каждый имел свои сильные и слабые стороны. МиГ превосходил «Сейбра» в скороподъемности и удельной тяговооруженности. F-86 быстрее набирал скорость на пикировании, был более манёвренен, обладал большей дальностью полета. Однако он проигрывал в вооружении. 6 крупнокалиберных «сейбровских» пулеметов «Кольт Браунинг», несмотря на большую скорострельность (1.200 выстрелов в минуту), уступали трем пушкам МиГа: двум 23-мм калибра и одной 37-мм. Их снаряды пробивали любую броню.
Американский F-86 «Сейбр» | Советский МиГ-15 |
Вот эти самолеты и сошлись 19 июня в жесткой схватке. У автора публикации есть возможность рассказать о ней словами самого Николая Сутягина – сохранилась стенограмма летно-тактической конференции соединения, прошедшей 25-26 июля 1951 года. На ней он выступал как самый результативный летчик дивизии – к тому времени он сбил уже четыре «Сейбра».
«Задание выполняли десяткой, – говорил перед собравшимися Николай. – Ударное звено – майора Пулова, звено прикрытия – капитана Артемченко справа выше и пара Перепелкина сзади выше. Я шел в звене прикрытия с ведомым старшим лейтенантом Шулевым. В момент левого разворота в районе Сенсен я отстал от пары капитана Артемченко на дистанцию 400-500 м. Развернувшись на 50-60 градусов влево, я заметил: внизу слева, из-под ведущего звена, заходит нам в «хвост» пара F-86. Я подал команду: «Атакую, прикройте» и левым боевым разворотом, в момент которого выпустил тормоза и убрал газ, с последующим полупереворотом пошел за парой F-86. На второй петле мы уже были в «хвосте» у F-86-x, и в верхнем положении я дал две короткие очереди по ведомому. Очереди прошли: одна с недолётом, другая с перелетом. Я ре-шил подойти ближе. После выхода из пикирования пара F-86 сделала отворот вправо, а затем – влево с набором высоты. За счет этого отворота уменьшилась дистанция до 200-300 метров. Заметив это, противник сделал переворот. Выпустив тормоза, мы пошли за F-86 под углом 70-75 градусов в сторону моря. Сблизившись до дистанции 150-200 метров, я открыл огонь по ведомому… F-86 был сбит».
Так Николай Сутягин положил начало установлению рекордов, которые предстоит еще «утвердить» и «затвердить» нам, его соотечественникам.
2.
Первый шаг к этому он сделал ранее, когда слава Валерия Чкалова позвала его, мальчишку, в небо. Родился Николай в мае 1923 года в селе Смагино Горьковской области в семье крестьянина. В двадцать девятом поступил в начальную школу. В тридцать четвертом одиннадцатилетним мальчуганом ушел из отчего дома: надо было помогать семье. Живя в Горьком (ныне г.Нижний Новгород) у бабушки, он работал, учился и… летал в аэроклубе, где бредил Чкаловым. Годы для Николая были трудные – спал по 3-4 часа, недоедал, но мечту не оставил.
По окончании аэроклуба в 1941 году по комсомольской путевке направляется в Черниговскую авиационную школу пилотов, там встретил известие о начале Великой Отечественной войны. Искусство овладения боевой машиной оттачивал кропотливо, изучал все тонкости воздушного боя, учился метко стрелять. Он готовился к встрече с врагом, но получилось, что в боевые схватки Николай Сутягин вступит только через девять лет. В октябре же 1942-го он направляется в авиационную часть Дальневосточного фронта, на то время невоюющего.
– С Сутягиным познакомился осенью сорок второго, – вспоминает полковник в отставке Борис Иванов, – когда мы прибыли в 5-й истребительный авиационный полк 9-й воздушной армии, что дислоцировалась в Приморье. Прибыли, а нам в лоб: кто первым поднимет самолет (на вооружении находились И-16), тот станет командиром звена. Так почти одновременно мы стали командирами звеньев в одной эскадрилье. Офицерское звание с Николаем получили в 1943-м, с введением в Советской Армии погон.
Каким был Сутягин? Рослый, стройный, круглолицый, веснушчатый, Николай привлекал к себе внимание при выполнении любого задания, неординарностью в любой компании. Тогда никто не предполагал, что он будет первым асом «реактивной» войны, реактивных самолетов просто-напросто не было. Но в беседах между собой мы его иначе, как ас, не называли. Почему, спросите?
Мы не воевали, но находились в составе фронта, со дня на день ожидали нападения японцев, а потому боевая подготовка кипела. Так вот, Сутягину не было равных в технике пилотирования, при боевом применении у него самый высокий результат попадания, по воздушным целям бил без промаха.
Любое серьезное дело в 5-м авиационном начиналось с его имени. Он входил в когорту летчиков, готовых взяться за самое сложное задание. Помню, поступили в сорок четвертом новые самолеты Як-9, к тому времени мы уже освоили Як-7Б. Начала создаваться группа для освоения Яков, первый в списке – Сутягин. Первым он вылетел на дежурство на приграничный аэродром, где устраивались своеобразные засады.
Что еще сказать о Сутягине? Николай хорошо пел. Голос у него был божественный. Горьковский период его жизни – это и горьковская опера, а потому часто мы слышали его сильный голос. Не дурак был выпить, но не пьянел, сказывалось богатырское здоровье.
Август сорок пятого. Японцы отступали, к тому же они практически не имели авиации. Мы вели разведку боем занимались штурмовкой, обстреливали колонны. Полк не успевал менять аэродромы – в Маньчжурии, Корее. Именно тогда Николай Сутягин впервые близко познакомился с этой удивительной страной, в небе которой ему пришлось крепко повоевать. Расстался с Сутягиным в 1946-м, когда поступил на Высшие офицерские курсы боевого применения и уехал в Подмосковье. Встретились уже лет через тридцать, если не ошибаюсь…
Николай Сутягин тогда рассказал о главном алгоритме воздушного боя, что применял в корейской войне, о которой даже военные летчики ничего не слышали. Борис Иванов понял, что имя Николая Сутягина тесно связано с именем Ивана Кожедуба, хотя они встречались накоротке на аэродроме Аньдун, на служебных совещаниях.
А связь такая. 19 февраля 1945-го Иван Кожедуб уничтожает в воздушном бою над Одером немецкий Ме-262 и первым открывает счет сбитым реактивным самолетам. А вот главным продолжателем традиций аса Великой Отечественной по части реактивной техники стал Николай Сутягин.
Более же этих летчиков роднит следующее. Во вторую мировую тактику и технику воздушного боя обогатила формула, выработанная советскими асами (ее называют иногда формулой Покрышкина): «высота – скорость – маневр – огонь». Лучше других ею владел Иван Кожедуб, внеся в нее подчеркнутый динамизм, свойственный его бойцовскому характеру. «Уже вскоре я понял, – отмечал позже Иван Кожедуб, – сбив самолет ведущего, деморализуешь вражескую группу, почти всегда обращаешь ее в бегство. Этого и добивался. Старался атаковать противника молниеносно, захватить инициативу, умело использовать лётно-технические качества машины, действовать расчетливо, бить с короткой дистанции». Эту формулу использовал и Николай Сутягин.
– Он мне рассказывал, – поведал в беседе Борис Иванов, – за счет чего ему удавалось сбивать американские самолеты. Сутягин заходил в заднюю полусферу противнику и бил наверняка, используя тактику Ивана Кожедуба. А ведь часто пилоты, в особенности американские, открывали огонь с дальнего расстояния – метров с 800. Попробуй сбей. Противник сразу же предпримет маневр и ускользнет. Сутягин был смел, а потому сбивал, он бил метров с 200-300.
3.
19 июня пятьдесят первого Николай Сутягин открыл счет «реактивным» победам. А уже через три дня, 22 июня, увеличивает их до трёх. Тогда в момент разворота звену советских летчиков во главе с Николаем Сутягиным заходила в «хвост» четверка F-86. Умелый маневр, и наши пилоты уже в «хвосте» F-86. Заметив МиГи, американцы после левого разворота пошли в пикирование. Сутягин на дистанции 400-500 метров открыл огонь по ведомому. Но вторая пара американцев зашла звену в «хвост», это заметил ведомый старший лейтенант Шулев – он резким маневром вышел из-под удара. Ведущий первой американской пары, заметив, что стреляют по ведомому, пошел на «косую петлю». Но он не смог противостоять мастерству Сутягина, который в верхнем положении, уже сблизившись до 250-300 метров, открыл по нему огонь. F-86 запылал и стал падать. Чуть позже был уничтожен еще один «Сейбр». Умению Сутягина драться с американцами завидовали во всей дивизии, как и его нацеленности на победу.
Лето 1951-го для Николая, стало результативным – 6 сбитых самолётов противника, еще результативней осень – 8 уничтоженных машин. Только в декабре Сутягин одержал 5 воздушных побед. В начале 1952-го он стал реже вылетать на боевые вылеты, как асу ему было поручено выступать перед летчиками полков второго эшелона, готовившимися к боям. Тем не менее в январе 52-го он сбил 3 самолета противника.
Итак, Николай Сутягин за время боевых действий с 17 июня 1951 года по 2 февраля 1952 года произвел 149 боевых вылетов, провел 66 воздушных боев, лично сбил 21 самолет – наивысший результат в корейской войне. На его счету 15 F-86 «Сейбр», 2 F-80 «Шутинг Стар», 2 F-84 «Тандерджет» и 2 поршневых «Глостер-Метеор».
К сожалению, сегодня слава лучшего воздушного бойца «реактивной» войны еще не нашла Николая Сутягина. Американцы, как пилоты, так и исследователи корейской войны, оказалось, большие мастера фальсификаций. Они «забрали» себе все рекорды, доказывая тем самым тезис, а точнее, миф о своем боевом превосходстве. Пример – книга «Аллея МиГов», изданная в Техасе в 1970 году.
Заокеанские исследователи вовсю пытаются приподнять мастерство своих пилотов. Они часто подчеркивают, что первым в истории реактивным асом стал капитан Джеймс Джабара, сбив к 20 мая 5 самолетов (всего на счету Джабары 15 воздушных побед). Отмечают, сильнейший летчик корейской войны капитан Джозеф Маконнел (выиграл 16 поединков). Часто пишут, что 39 американских летчиков стали асами, сбив от 16 до 5 истребителей МиГ-15.
Разумеется, нужно отдать должное мужеству и мастерству американских летчиков, они сражались достойно, а порой и на равных с советскими асами. Причем те же Джозеф Маконнел и Джеймс Джабара, что называется, до конца остались верны небу. Первый погиб при испытательных полетах в 1954 году. Второй поставил целью стать асом и вьетнамской войны, был туда направлен, однако не осуществил своей цели – погиб в авиакатастрофе. Кстати, там он мог бы столкнуться с воспитанниками Николая Сутягина, который был советником во вьетнамских ВВС.
Не принижая мастерства отдельных американских летчиков, скажем, что счет советских асов солиднее. Николай Сутягин – 21 воздушная победа. 20 поединков выиграл полковник Анатолий Пепеляев. По 15 самолетов противника уничтожили капитан Лев Щукин, подполковник Александр Сморчков и майор Дмитрий Оськин. Еще 6 советских пилотов одержали 10 и более побед. Здесь следует назвать нашего соотечественника Анатолия Карелина, уничтожившего в ночных воздушных боях 6 самолетов Б-29. Ну а все рекорды «реактивной войны», как я уже отмечал, принадлежат Николаю Сутягину. Вот о чем нужно говорить и писать, уточняя отдельные позиции в истории воздушных войн.
До сих пор в США пытаются подправить и общий итог войны. Так, в «Энциклопедии авиации» (Нью-Йорк, 1977 г.) отмечается, что всего американскими летчиками за время войны сбито 2.300 «коммунистических» самолетов (СССР, Китая и КНДР), потери США и их союзников – 114. Соотношение – 20:1. Внушительно? Однако наиболее серьезные американские специалисты еще в пятидесятых годах, когда общие потери было скрыть трудно (см. книгу «Воздушная мощь – решающая сила в Корее», Торонто – Нью-Йорк – Лондон, 1957 г.) отмечали, что ВВС США только в боевых схватках потеряли около 2.000 самолетов, потери «коммунистических» самолетов они тогда оценивали скромнее – примерно в 1.000 самолетов. Однако и эти цифры далеки от правды.
На сегодня Генеральный штаб Вооруженных Сил России рассекретил документы времен войны в Корее. Вот общие данные. Советскими летчиками 64-го истребительного авиационного корпуса (за время войны в него попеременно – от 6 месяцев до одного года – входило десять дивизий) было проведено 1.872 воздушных боя, в ходе которых было сбито 1.106 самолетов противника, из них F-86 –650 единиц. Потери корпуса: 335 самолетов. Соотношение – 3:1 в пользу советских пилотов, в том числе по новейшим машинам (МиГ-15 и F-86 «Сейбр») – 2:1. Отметим: американские летчики действовали менее эффективно, чем пилоты Объединенной воздушной армии, в которую входили части Китая и КНДР. Они сбили 231 самолет, а потеряли – 271.
Словом, верх остался за воздушной школой, которую представлял Николай Сутягин. Именно его мастерство и мастерство таких, как он, их крепкая воля вынудили признать командира одного из американских крыльев: «МиГ-15 страшен, если управляется хорошим, инициативным летчиком». Николай Сутягин – это легенда, это Иван Кожедуб пятидесятых.
4.
Как сложилась судьба первого «реактивного» аса после Кореи? Вот наиболее важные вехи. 1953 год. В семье Сутягиных появились вторая дочь – Елена, сегодня киевлянка, программист, и сын Юрий, ныне майор российских Вооруженных Сил. 1956 год. Позади Военно-воздушная академия. По окончании в 1964-м Военной академии Генштаба возглавил Харьковское высшее авиационное училище летчиков. В 1970-м был направлен во Вьетнам военным советником. В 1971-м Сутягину присваивается звание «Заслуженный военный летчик СССР». Уволился он в звании генерал-майора авиации в 1978 году. Судьба интересная, насыщенная, яркая. И приходится сожалеть о том, что Николай Васильевич не успел рассказать о себе (он ушел из жизни в 1986 году), о подвиге в Корее, который по сути и сегодня является тайной.
Анатолий Докучаев
«Красная звезда» за 14 сентября 1993 г.
http://otvaga2004.ru/boyevoe-primenenie/boyevoye-primeneniye...